Похищение столицы

— О-о!.. У нас на Кавказе женщина знает своё место, но если у вас, русских, женщина имеет так много почёта и может сидеть там, где сидят аксакалы — пусть так и будет. Что я должен вам говорить?

— Хочу знать: чего вы от меня хотите?

Автандил вытянул шею и страшно завращал тёмно-бурыми выпуклыми глазами. Ответил не сразу. И когда заговорил, то голос его звучал как-то хрипло и речь рвалась на части. Он волновался.

— А чего хочет Старрок? А чего хочет Муха?.. А?.. Вот этого же хотим и мы. Я говорю «мы», и это правда. Я один — что такое? Ничего. А если мы, то это уже мы! Мэр Москвы — большой начальник, и очень хорошо, но за его спиной стоит Церетели. А рядом с Церетели лепит из глины русских царей другой Церетели — его сын. А у жены сына есть брат Лабас Гогоберидзе. У Лабаса есть дядя — Гиви Гогоберидзе. Этот Гиви каждый день видит президента Грузии. Открывает ему дверь и даже может что-то сказать. А вы признайтесь: можете вы сказать что-нибудь своему президенту?.. Нет, не можете. Я тоже не могу. Ну, вот — теперь вы видите, как много надо денег. Я дам вам список этих важных персон, их будет десять. Может быть, двадцать.

— Ну, двадцать — многовато, а если десять, то ладно. Дайте их банковские счета. Может быть, мне удастся для них кое-что сделать. Но я могу работать только на своём компьютере, а он в Москве. Скоро вы нас отпустите из своего плена?

— Понимаю. Я вас понимаю. Человек не птица, но и он любит свободу. Пока отдыхайте, а мне надо думать.

Они разошлись, но скоро явилась грузинка, сказала:

— Хозяину плохо. Болит голова.

Катя пошла с ней вниз. Автандил с мокрой повязкой на лбу лежал на диване. На спинке кресла валялся его жакет. В кармане блеснула золоченая полоска коробочки, в которой хранились иголочки с паралитическим веществом. Подсаживаясь к полковнику и склоняясь над ним, Катерина как бы ненароком сунула пальчики в карман и захватила коробочку. Перебросила её в карман своего жакета. И обхватила голову полковника своими тёплыми мягкими руками. Автандил любил эти прикосновения, слышал, как от них по всему телу растекался живительный ток.

— Болит. Опять болит!..

Лицо было багровым, глаза налились кровью.

— Надо измерить давление, — предложила Катя.

— Да, да. Вон там в шкафу — прибор. Японский, электронный.

Екатерина ловко настроила на руку повязку, накачала воздух. Цифры показали: 260 на 130.

— Нужно вызывать врача. Давление очень высокое.

— Не надо врача! Позови девочку, она может делать укол. Пусть принесёт ампулу папаверин с дибазолом. — И сам закричал: — Зура!..

Девочка принесла железный ящик со шприцами, стала налаживать укол. И пока она выбирала из пахнущей спиртом ваты нужную иглу, засасывала из ампулы лекарство, Катя достала коробочку и в момент, когда Зура делала укол в ягодицу, ткнула и золочёную иголочку. Через минуту Автандил потерял сознание. Зура растерялась, забегала по кабинету, а потом кинулась к двери, стала звать на помощь:

— Нукзар! Нукзар!..

Катя подошла к телефону, хотела позвонить, но в комнату, как очумелый, вбежал кавказец лет тридцати, кинулся к полковнику.

— Что с ним?

Зура показывала шприц с иглой:

— Я делала укол. Он просил, и я делала.

— Что за укол?

Кавказец схватил ампулу, там значилось: папаверин с дибазолом.

— А другое лекарство — ты вводила?

— Нет, ничего не вводила. Только это. Но я и вчера, и раньше — почти каждый день делаю укол.

— Надо везти в больницу, пока не поздно, — предложила Катя.

Кавказец повернулся к ней:

— Вы майор Катя?

— Да, я его заместитель. Надо срочно везти в больницу.

— Больница далеко, в Александрове. У меня есть права, но — грузинские. Вы можете вести машину?

— Конечно. Но я не могу оставить здесь того человека, который на втором этаже. Я за него отвечаю, он должен всегда быть со мной рядом.

Нукзар растерялся, он тоже боялся отпустить от себя Олега. Грузин хотя и не знал всего существа задуманной его шефом операции, но понимал, что Каратаев его пленник, и, как поступить в сложившейся обстановке, кавказец не знал.

Катерина, видя его замешательство, решительно заявила:

— Где машина? Зовите американца, несите полковника в машину.

— Хорошо, но я поеду с вами.

Через десять минут они выезжали за ворота усадьбы.

Вдалеке Катя видела мелькание машин. Поняла: дача Автандила находится в пяти-шести километрах от дороги из Москвы в Александров, но на каком километре этой дороги — не знала. Олег сидел в углу заднего сиденья за спиной Катерины. «Молодец! — оценила его тактику Катерина, — не хочет смущать кавказца, сидит так, что тот его всё время видит». Автандил мешком валялся в правом углу заднего салона. Кавказец нервничал; он то смотрел по сторонам, то оглядывался назад, словно не знал ещё, правильно ли он поступает. Но если уж говорить правду, Катя и сохраняла спокойствие, но тоже не знала, куда ей везти Автандила. Обратилась к кавказцу:

— У вас есть сотовый телефон? Дайте его мне.

Позвонила Мухе:

— Господин генерал! Полковнику Маманашвили плохо, он потерял сознание. Я везу его на машине в больницу.

— В какую больницу? Где вы находитесь?

Катя — к кавказцу:

— Сколько километров отсюда до Александрова?..

Кавказец бледный, как лист бумаги, что-то пролепетал невнятное. И хрипло выкрикнул:

— Остановите машину!..

Это был миг, когда и Олег и Катя поняли: кавказец с ними не поедет. Он выхватит пистолет и начнет в них палить. И это был миг, который решил все: Катя затормозила машину, а Каратаев левой рукой обхватил горло кавказца, а правой выхватил у него из кармана пистолет, за которым тот уже потянулся. Олег душил горца, а Катя спокойно достала коробочку Автандила и в плечо захрипевшего кавказца глубоко погрузила иголочку. Он вздрогнул, захрипел ещё сильнее и обмяк. Каратаев испугался, отпустил свою жертву, но в затылок ему наставил пистолет. С минуту они подождали; кавказец, откинув назад голову, упёрся плечом в дверцу автомобиля, а Катя сказала:

— Мы свободны! Поедем.

А в телефоне тревожно бился голос генерала Мухи:

— Катя! Катерина! Где вы? Я направлю вам навстречу наряд милиции. Говорите же!

И Катя спокойно ответила:

— Мы будем в писательском поселке, на даче у Петра Трофимовича. Это дедушка Артура. Позвоните Артуру или подполковнику Тихому. Они знают. Но прошу вас: не говорите ничего Старроку.

— Я сам хотел попросить вас об этом. Выезжаю.

Катя тронула, и они поехали. На этот раз она ехала тихо.

Долго пришлось им петлять по дорогам, в том числе и по лесным, проселочным, пока, наконец, они не выкатились на Ярославское шоссе, и здесь Катя скоро сориентировалась, на каком километре они находятся и как им добираться до дачи. Уже в самом посёлке, огибая недавно построенный храм и выезжая на плотину, они увидели впереди себя кавалькаду машин: три чёрных иностранных лимузина и одну большую, в прошлом занятую под какую-то армейскую мастерскую. Эта машина уже стояла здесь в поселке, и в ней жили бойцы охраны; и Катя решила, что и в этой новой команде будет присутствовать Старрок. Это его машина, и Катя её узнала.

У храма остановилась и попросила Олега выйти и в случае какой свары, стрельбы затеряться в домах и скрыться.

На плотине кавалькада остановилась. Из головного лимузина вышли два генерала: Старрок и Муха. Увидели машину Катерины, ждали. И когда она подъехала, раскрыли дверцы: полковник и Нукзар повалились им на руки.

— Ты их убила? — вскричал Старрок.

— Нет, они спят.

— Но где Каратаев?

— Он испарился. И может появиться только на мой зов.

Тем временем Олег спрятался за углом церкви. Он действительно смотрел только на Катерину и ждал её сигнала. Но она медлила. Обратилась к Мухе:

— Кто сыграл с нами злую шутку? И я и Каратаев, вот так же, как они, — кивнула она на бесчувственных пассажиров машины, — валялись где-то пять часов. Они затихли на такое же время. Так что решайте: что с ними делать? А Каратаева я вам не дам до тех пор, пока не выясню, кому вы служите.

Генерал Муха отвёл её в сторону, заговорил тихо, так, чтобы Старрок не слышал:

— Вчера были произведены аресты, взяты под стражу сто пятьдесят человек, все воинство Автандила. Старрока тоже могли арестовать, но он выказал большое рвение в раскрытии всех подельников Автандила. Старрок целый год выслеживал банду полковника Маманашвили, брал их на заметку, и теперь данные его разведки пригодились нам при арестах.

Они пошли по берегу пруда и удалились настолько, что Старрок не мог слышать их разговора. Катя понимала, как переживает генерал такое к нему недоверие, но делать было нечего, Старрок беседовал с кем-то из офицеров охраны.

— Наш генерал, — говорила Катя, — нос держит по ветру. Сегодня он с нами, а завтра отпустят Автандила, как отпустили на третий день после ареста Гусинского, и мы с Каратаевым снова окажемся между двух огней. Меня же они устранят физически, чтобы не путалась под ногами.

— Екатерина Михайловна! Поверьте мне на слово: я нахожусь в положении, схожем с вашим. Но таковы обстоятельства; мы их изменить не можем. Мне приказали найти вас с Каратаевым и затем обеспечить охрану. Выше той инстанции, которая взяла под опеку Олега, ничего нет; нам с вами придётся покориться. Одно вам могу обещать: я вас не подведу и буду с вами до последнего вздоха.

Одно утешает: Олег нужен всем живой и невредимый, а вас рассматривают как самое дорогое для него существо. Он заявил об этом своим друзьям с радиозавода, а они сказали мне. И потому моё ведомство перевело вас из милицейской системы в нашу систему и присвоило звание подполковника. Пожалуй, вы будете самым молодым подполковником в мире. С чем я вас и поздравляю.

Старрок же остаётся в милиции, но самая высшая инстанция требует, чтобы и он был рядом с вами. Старрок — это сила, которая пока царит над всем, даже над президентом. Но сила эта ничего так не любит, как деньги. А деньги в руках Олега, и, как я надеюсь, долго ещё он будет держать их на поводке. Так что давайте успокоимся и отдадимся на милость Божью.

Катя была человеком решительным и тоже верила: от судьбы никуда не уйдёшь. Она повернулась к генералу, воскликнула:

— Давайте дружить! — и по-мужски пожала ему руку. — А что будем делать с теми?.. — кивнула она в сторону машины.

— Проспятся, и мы их арестуем.

Катя вышла на пригорок, стала махать руками Олегу. И тот появился из-за укрытия, весело и бодро зашагал к Катерине.

Автандила и Нукзара поместили в фургоне на колёсах, оборудованном для бойцов охраны, и приставили к ним часовых. Генерал Муха, обращаясь к Олегу и Кате, сказал:

— А теперь мы вам покажем особняк, приобретённый на имя Каратаева. Нам было бы удобно, если бы вы там поселились на постоянное жительство.

Генерал говорил так, будто Олег и Катерина были мужем и женой или, по крайней мере, женихом и невестой.

Подъехали к тому особняку, который был почти напротив дачи Петра Трофимыча. Катя спросила у Старрока:

— А хозяин? Вы его не арестовали?

— Пока нет, но пройдёт немного времени, особняк прикипит к Олегу Гавриловичу, и мы этим жуликом займёмся.

Особняк был полностью обставлен мебелью, отапливался газом и был хорошо приспособлен для проживания многочисленной семьи. Олег осматривал комнаты первого этажа и обращался к Екатерине:

— Выбирайте себе комнаты — для вас и ваших близких. Без вас я жить здесь не буду, и нигде без вас жить не буду.

Говорил он это так, чтобы слышали и генералы.

Катя согласно кивала головой, улыбалась, — она привыкла к вечным шуточкам Олега, но сейчас понимала, что Олег не шутит, и ей это сознание грело сердце; она уж для себя решила, что Олег подарен ей судьбой, она примет его предложение, вот только когда он сделает это предложение, и сделает ли его вообще — она не знала. В душе копошился и червячок сомнений: вдруг как все его прежние разговоры тоже не более как шуточки?.. Однако, чем дольше она с ним общалась, тем больше было доказательств серьёзности его намерений. Он был с ней робок, предупредителен, не позволял себе и малейшей фамильярности, которую нередко она замечала в поведении мужчин.

На первом этаже размещались четыре комнаты: зал для приёмов, кухня и две спальни. Были тут и две веранды: на одной стоял бильярд, на другой круглый стол, два дивана, стулья и два кресла. И всюду стояли телевизоры. Ещё богаче были обставлены второй и третий этажи.

Олег рассматривал комнаты, качал головой и обращался то к одному генералу, то к другому:

— Так это и есть ваша власть, господа генералы? А военным морякам, подводникам по три месяца не платят зарплату. И долго вы будете испытывать терпение народа? Не стыдно вам за власть, которую вы так ревностно оберегаете?

Генералы молчали. Старрок хмурился, а Муха улыбался. Было видно, что в душе он разделяет мнение Олега, но только молчит, опасаясь Старрока.

— Так какой же этаж вам по душе, сударыня майор Катерина? — обращался Олег, шедший все время сзади и жадно ловивший каждое слово Кати.

Генерал Муха важно проговорил:

— С вашего позволения, господин Каратаев, Екатерина Михайловна теперь не майор, а подполковник, и служит она не в милиции, а у нас, в нашем ведомстве.

— О-о-о! — представляю, какие строгости она теперь у нас заведёт! Я и дышать-то при ней боюсь.

— Правильно делаете, — одобрил Старрок. — Перед женщиной надо благоговеть и во всём ей повиноваться. Но только, как я понимаю, она выведена из системы охраны Объекта?

— Да, — подтвердил Муха. — На неё будут возложены особые обязанности. С ней будет говорить председатель нашего комитета. И всё, о чём они договорятся, очевидно, останется в тайне.

Каратаев всполошился:

— Надеюсь, её не заберут от меня? Скажите своему председателю, я вызову его на дуэль, если он вздумает отнять у меня моего майора, то бишь подполковника. Имейте в виду: я буду выполнять только её команды, буду беспрекословно повиноваться только Екатерине Михайловне.

Катя потянулась к Олегу и поцеловала его в щёку. Она не стеснялась своих чувств. А он зарделся от счастья и ласково привлёк к себе Катину головку.

Они осматривали третий этаж, когда к генералу Мухе подошёл офицер охраны и тихо сказал:

— Там рвётся в дом какой-то Халиф, говорит, что Олег Каратаев и Екатерина Михайловна — его друзья и он хочет их видеть.

— Пусть подождёт у калитки.

— Но позвольте! — сказал Олег. — Меня мало интересует этот Халиф, но я хотел бы знать принципиально: могу ли я принимать в своём доме гостей?

Оба генерала отвели в сторону глаза. Они затруднялись. И Муха сказал:

— На этот вопрос я отвечу вам позже. Очевидно, будет узкий круг людей, который получит право посещать вас. Я этот вопрос должен обсудить с самим председателем.

Катя взяла руку Олега, легко пожала её: дескать, успокойся. Все вопросы мы утрясём. Заметила:

— Не думаю, что надо включать этого Халифа в круг своих близких людей.

Олег возразил:

— Он близкий человек Петра Трофимовича, а с тем я хотел бы поддерживать дружбу. Наконец, там и ваш приятель — Артур.

— Приятель?.. Он мой сотрудник, но теперь-то уж я не работаю в милиции. Меня без совета со мной перевели в ведомство Мухи; что называется, без меня меня женили.

— О-о!.. Эта весть мне приятна. Лубянка у меня под боком. Чуть что — и уж наручники готовы.

— Да уж, со мной не разгуляешься. Сиди и не рыпайся, а то живо к Ибрагиму отправлю.

Олег повернулся к Мухе:

— Хотите расскажу вам анекдот по поводу вашего дома?

Генерал пожал плечами, а Каратаев начал:

— Идёт старый еврей по Лубянке, его останавливает прохожий. Спрашивает: «Вы не скажете, где тут Госстрах?» Еврей, боязливо показывая на ваш дом, тихо проговорил: «Госстрах — не знаю, а Госужас — вот он».

Вышли на веранду и тут увидели возню у калитки. Халиф размахивал руками и кричал:

— Товарищ майор! Скажите этим амбалам, чтоб отстали и пустили меня к вам. Какого чёрта!..

Он толкнул бойца и замахнулся на другого. Олег направился к нему, подал ему руку, сказал:

— Вы извините, я не имею власти над этими людьми, но, надеюсь, мы с ними поладим.

От дачи писателя к ним направлялся Артур. Здороваясь, говорил:

— У нас праздничный ужин по случаю нашей помолвки с Таней, его дочерью, и он хотел пригласить вас.

Артур обнял за плечи своего будущего тестя. А тот продолжал ворчать:

— Эта наша новая власть... Она с ума сошла. Чуть какую должность получил, изобрел что-нибудь, ему уж готова охрана. Кого охраняем, от кого, какого чёрта!.. Меня никто не охраняет, и — ничего, не съели, не обокрали, хотя если бы и предложили вывернуть карманы, — так, пожалуйста, нате, берите всё, что там накопилось. А у меня в кармане... — как это говорят у вас, русских, — две вши на аркане...

И Халиф затрясся от собственного каламбура. Людям было не смешно, а он смеялся. И оттого, что не было ничего смешного, а он смеялся, и его собеседники начинали улыбаться. И обыкновенно, если такая сцена продолжалась долго и Халиф, распаляя сам себя, заходился смехом безудержным, гомерическим, люди уже не улыбались, а смеялись, и чем больше они на него смотрели, тем смеялись неистовей.

Эта особенность Халифа многим нравилась; его уважали именно за эту способность создать весёлое настроение на пустом месте, заставить людей смеяться и тогда, когда к этому у них не было никакого расположения.

Подошли оба генерала, и Халиф в одном из них узнал начальника милиции, в которой служил Артур, сделался серьёзным, подобострастно здоровался со Старроком, а когда почувствовал, что другой человек, вышедший с ним из дома, ещё более важная птица, — евреи чувствуют эту важность мгновенно, — запрыгал и возле Мухи, и всё старался дознаться, что же это за человек, с которым даже генерал Старрок говорит так, как ученик с учителем.

В дом писателя заходить не торопились. Чуткая и наблюдательная Катя заметила, что генерал Муха после одного долгого разговора по сотовому телефону стал молчаливым и даже переменился в лице. Он с какой-то тайной тревогой посматривал то на Олега, то на Катерину и всё порывался с ними заговорить. В волнении ходил взад-вперёд, о чём-то напряжённо думал. К предстоящей трапезе в доме писателя, о котором он слышал, но книги которого не читал, интереса не проявлял. Катя подошла к нему, взяла за руку, повела по улице.

— Вы взволнованы, что-то произошло неприятное?

— Да, скрывать не стану. Произошло самое ужасное. Мы этого события ожидали, но не думали, что оно произойдёт так скоро.

— Ну, хорошо. Говорите: что же такое могло случиться?

Старрок кричал им, но Катя отмахнулась и крепче взяла за руку генерала, повела в сторону леса. Генерал, оглядывая дома, калитки, тихо, боясь, как бы их кто не услышал, говорил:

— Не могу, не имею права доверять наш секрет, но и молчать, и скрывать от вас ничего не стану. В нашу операцию вклинился могущественный олигарх Сеня Беленький; он не сегодня-завтра пришлёт сюда большой отряд своей личной охраны. Охрана его насчитывает несколько тысяч человек, вооружена до зубов и командует ею, или как они говорят, консультирует её генерал-полковник, бывший заместитель начальника Государственного комитета безопасности.

— Недавно ваши люди одну такую охрану разоружили. Но неужели нет вашей власти над Сеней Беленьким?..

— Сеня Беленький — это деньги, это очень большие деньги. У него пакет акций алюминиевых заводов, алмазных карьеров и фабрик, к нему в карман текут реки нефти и газа, на него работают сотни самолётов Аэрофлота, а теперь он ещё подбирается и к торговле оружием. И не было в мире силы, способной отнять у него деньги. Я говорю: не было, потому что недавно эта сила появилась: это — наш Олег Каратаев. Он знает, что Олег — патриот, что работать он будет на Россию, на возрождение русского народа. А теперь представьте, какие планы засели в голову этого человека. Мои друзья, кажется, уж пронюхали, что Сеня хочет физически устранить Олега. И сейчас, вот в эти минуты, они ищут выход из положения. Я жду звонка. Но план свой должны иметь и мы с вами.

Заверещал телефон Мухи. Катя слышала голос:

— Завтра отряд Беленького будет у вас в посёлке. Обсудите положение с Екатериной Михайловной. Нам известно, что в судьбе Объекта она играет решающую роль. Он беспрекословно ей подчиняется и готов следовать за ней хоть на остров Кергелен. Скажите ей, что мы не можем гарантировать безопасность Объекта, но можем на время его надёжно упрятать. Срочно обсудите положение и сообщите ваше решение.

Они поднялись на холмик, возвышавшийся на берегу озера. Здесь, на этом пятачке, более шестисот лет назад соорудил свой скит Сергий Радонежский и тут же он благословил князя Дмитрия Ивановича Донского перед тем, как тому вести свои полки на Дон и там в знаменитой Куликовской битве разгромить Мамаево войско. Они стояли на священном месте и, как в те далёкие годы, решали, где и как уберечь великого сына России — её славу и надежду, человека, который держал в своих руках грозное оружие будущей Победы.

Катя вынула из кармана мини-телефон, — другой телефончик висел вместо брошки на лацкане её куртки, — позвонила Олегу. Спросила, знает ли он место, на котором был скит Сергия Радонежского? Да, он хорошо знал это место. И она попросила его срочно прибыть на место скита. И через четверть часа Олег, как молодой лось, уж вылетел из лесной чащобы. Генерал и Катя вкратце рассказали ему суть проблемы. А он с олимпийским спокойствием отнёсся к нависшей над ним угрозе. Спросил:

— Что вы предлагаете?

Генерал не успел ответить. Зазвонил телефон. Переговорив с абонентом, Муха обратился к Олегу:

— Вам и Екатерине Михайловне приготовили паспорта на чужие имена. Мой начальник предлагает немедленно вылететь к месту тайного проживания. Через полчаса прилетит вертолет и сядет на поляне вблизи дубовой рощи.

Олег повернулся к Екатерине:

— Вот с ней решайте. Я человек подневольный, что она скажет, то и буду делать.

Катя благодарно улыбнулась. Сказала:

— Пойдёмте и соберём вещички в дорогу. Как мне думается, путь нам предстоит неблизкий.

Вещи у них были в машине: Катина куртка и Олегов чемодан с деньгами и предметами туалета. Генерал Муха послал двух офицеров с солдатами в дом, они вынесли оттуда компьютерную установку и магнитофон со множеством кассет. Через десять-пятнадцать минут они уже были в машине и направились к дубовой роще, куда ещё через четверть часа прилетел похожий на стрекозу вертолёт.

Генерал Муха летел вместе с Олегом и Катей. Курс они взяли на запад. Но скоро Катерина заметила: стрелка компаса слегка отклонялась на юг. Куда они летят и что их ожидает на новом месте — она не знала. Хотела бы позвонить домой, но слишком велик был шум лопастей, заполнявший небольшое пространство кабины.